Эта история меня очень тронула, поэтому я и решил о ней рассказать на страницах своего сайта. Современная молодёжь меня вряд ли поймёт, они не жили в то время в СССР и знакомы с теми «порядками» лишь по рассказам. Речь идёт о Бабьем Яре и о мужестве людей, впервые рассказавших миру об этой трагедии. Текст, с небольшими поправками взят из публикации на сайте isralike.com

До 1961 года о трагедии Бабьего Яра знали немногие – в СССР обходили эту тему. В ту пору Евгений Евтушенко познакомился с молодым писателем Анатолием Кузнецовым, который и рассказал ему о Бабьем Яре. Евтушенко попросил Кузнецова отвести его к оврагу и был совершенно потрясен увиденным.

«Я знал, что никакого памятника там нет, но я ожидал увидеть какой-то памятный знак или какое-то ухоженное место. И вдруг я увидел самую обыкновенную свалку, которая была превращена в такой сэндвич дурно пахнущего мусора. И это на том месте, где в земле лежали десятки тысяч ни в чем неповинных людей, детей, стариков, женщин. На наших глазах подъезжали грузовики и сваливали на то место, где лежали эти жертвы, все новые и новые кучи мусора», — рассказывал Евтушенко.

Евтушенко поинтересовался у писателя, почему вокруг этого места заговор молчания? — Из-за того, что процентов 70 людей, которые участвовали в этих зверствах, это были украинскими полицаями, сотрудничавшими с фашистами. Немцы им предоставляли всю самую черную работу по убийству евреев.

Поэт был так потрясен, как он говорил, «устыжен» увиденным, что за одну ночь сочинил свою Поэму. Утром его навестили несколько литераторов во главе с Коротичем и он прочёл им свою новую поэму. Слух о ней быстро разошёлся в литературных кругах и, конечно же, кто-то сообщил о поэме киевским властям. Концерт Евтушенко решили отменить, но он не сдался и пригрозил скандалом. В тот вечер впервые «Бабий Яр» прозвучал в зале.

Молчание, наступившее в зале после прочтения поэмы, казалось бесконечным. Затем из зала вышла маленькая сухонькая старушка и опираясь на палочку, медленно прошла к сцене. Она сказала, что была в Бабьем Яру и была одной из немногих, кому удалось выползти на свет сквозь мертвые тела. Старушка поклонилась земным поклоном и поцеловала руку Евгению Евтушенко. «Мне никогда в жизни никто руку не целовал» — вспоминал поэт.

Евтушенко отнёс свою поэму в «Литературную газету». В то время её редактором был Валерий Косолапов, сменивший на этом посту самого Твардовского. Косолапов слыл очень порядочным и либеральным человеком, естественно в известных пределах. Конечно же, он был членом партии, ведь иначе его никогда бы не назначили главным редактором центральной газеты. Косолапов прочел стихи прямо при Евтушенко и с расстановкой сразу сказал, что стихи очень сильные и нужные.

— Что мы с ними будем делать? – размышлял Косолапов вслух.

— Как что? – сделал вид, что не понял Евтушенко. – Печатать.

Евтушенко прекрасно знал, что когда говорили «сильные стихи», то сразу прибавляли: «но печатать их сейчас нельзя». Косолапов же посмотрел на Евтушенко грустно и даже с некоторой нежностью. Словно это было не его решение.

— Да, но, вам придется подождать, посидеть в коридорчике. Мне нужно жену в редакцию вызывать.

— А зачем жену вызывать? – недоумевая, спросил поэт.

— Это должно быть семейное решение. Меня же обязательно уволят с этого поста, когда это будет напечатано. Я должен с ней посоветоваться. Идите, ждите. А пока мы в набор направим.

Дело в том, что Косолапов совершенно точно знал, что его уволят. И это означало не просто потерю должности. Это означало потерю статуса, выпадения из номенклатуры, лишение привилегий, пайков, путевок в престижные санатории. А самое главное, что после этого Косолапов попал бы в «чёрный список» и больше нигде не смог бы работать по специальности. Он всё это знал и всё равно решил напечатать «Бабий Яр».

Евтушенко сидел в коридоре и ждал. Ожидание затягивалось, и это было невыносимо. Тем временем стихотворение моментально разошлось по редакции и типографии. К нему подходили простые рабочие типографии, поздравляли, жали руку. Пришел старичок-наборщик. «Принес мне чекушечку водки початую и соленый огурец с куском черняшки. Старичок этот сказал — держись, ты держись, напечатают, вот ты увидишь.»

А потом приехала жена Косолапова. Она просидела в кабинете мужа целый час. О чём они говорили – неизвестно. Известно то, что она вышла к Евтушенко, посмотрела на него заплаканными глазами и улыбаясь тихо сказала: «Не беспокойтесь Женя, мы решили быть уволенными…» Одна короткая фраза, а сколько в ней мужества!

Неприятности начались на следующее утро. Из ЦК приехали с криком: » Кто пропустил, кто проморгал?».  Но было уже поздно– газета вовсю продавалась по киоскам, разносилась почтальона по домам.

«В течение недели пришло тысяч десять писем, телеграмм и радиограмм даже с кораблей. Распространилось стихотворение просто как молния. Его передавали по телефону. Тогда не было факсов и электронной почты. Звонили, читали, записывали. Мне даже с Камчатки звонили. Я поинтересовался, как же вы читали, ведь еще не дошла до вас газета. Нет, говорят, нам по телефону прочитали, мы записали со слуха», — говорил Евтушенко.

Конечно же, такое не могло пройти бесследно. Против Евтушенко были организованы статьи в прессе, а Косолапова, как он и ожидал, уволили.

Евтушенко спасла реакция в мире. В течение недели стихотворение было переведено на 72 языка и напечатано на первых полосах всех крупнейших газет, в том числе и американских. В течение короткого времени Евтушенко получил 10 тыс. писем из разных уголков мира.

«Пришли ко мне огромные, баскетбольного роста ребята из университета. Они взялись меня добровольно охранять, хотя случаев нападения не было. Но они могли быть. Они ночевали на лестничной клетке, моя мама их видела. Так что меня люди очень поддержали, — вспоминал Евтушенко. — И самое главное чудо, позвонил Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Мы с женой сначала не поверили, думали, что это какой-то хулиган звонит, нас разыгрывает. Он меня спросил, не дам ли я разрешения написать музыку на мою поэму».

У этой истории неожиданно хороший финал. Косолапов так достойно принял свое увольнение, что партийная свора перепугалась. Решили, что он оттого так спокоен, что наверняка за ним кто-то стоит. И через какое-то время его вернули и поставили руководить «Новым миром». «А стояла за ним только совесть, — подвел итог Евтушенко. – Это был Человек».

Вот такая история о мужестве и честности, что было нечастым в то непростое время.